1. читать дальшеНа отчет плюхнулась зеленая пакость. Брезгливо потыкав веточкой, отломанной от сирени, Нанао установила в этой жути виноградную косточку. Раздосадованная, она подняла голову и устремила гневный взгляд на бараки 11 отряда, откуда, несомненно, прилетел «снаряд». Оттуда же доносился смех – не все офицеры отряда ушли на тренировку. Как оказалось, винограда было еще много – на отчет Нанао приземлилось сразу три косточки.
– Эй! – прикрикнула Исе. – Нельзя ли быть поаккуратнее?
Смех оборвался. «А то че будет?» – прозвучало с другой стороны, и над подоконником блеснула лысина. Выглянув целиком и встретившись взглядом с Нанао, Иккаку сполз обратно. Зашуршало, кто-то недовольно пискнул – в окне показался Юмичика. Галантно улыбнувшись даме, он пригладил перышки и жеманно начал:
В лоб Юмичике воткнулась веточка сирени – как бы мило это не звучало, Нанао не терпела таких обращений даже от капитана. Потому что – в конце концов – раздражало.
2. читать дальше— Ваше? – осторожно интересуется Юмичика, глядя характерно поблескивающими, но все же осмысленными глазами на Нанао. Нанао молча протягивает руки, и Юмичика сваливает на них ярко-розовый ворох со своего плеча. Предплечья – тонкие, между прочим – мягко опускаются под весом, и тело валится на землю. — Лиза-ча-а-ан... – опознав, стонет оно под ногами. Нанао передергивает. Она поднимает виноватый взгляд на Юмичику, тот галантно подбирает собственность восьмого отряда и аккуратно размещает на руках у Исэ, которые в этот раз без единого движения принимают на себя вес тела, и ободряюще ей улыбается. Она улыбается в ответ - самыми краешками губ, молча кивает и поворачивается спиной, зная, что ее проводят глазами до двери. Что бы без них, так печально рассаженных по разным отрядам, делал Готей.
3. читать дальше— Ты прекрасна, Нанао-тян, — говорит капитан Кераку. Нанао вздергивает бровь. Капитан щурится на солнце, растянувшись на циновке и запрокинув голову, созерцает собственного лейтенанта и цветущий сад, изломы голых ветвей на фоне ясного неба, наплывы смолы на шершавой коре. Он видит совершенство несовершенного и искренне наслаждается им. Например, искривленными стволами бонсаев капитана Укитаке. Или зеркальной гладью лужи на весенней дороге. Аясегава Юмичика — как лезвие, рассекающее мир надвое. Он не терпит изъянов. — Иероглиф «четыре» уродливый, — говорит Аясегава, кривя тонкие губы. — Пруд зарос травой и тиной, смотреть противно, — говорит он, резко развернувшись. Волосы бьют его по чисто выбритым щекам. — У Мацумото непропорциональная фигура, — говорит он, рассматривая Рангику отстраненно, без тени интереса. — У твоего занпакто такие изящные линии, — говорит Аясегава и ведет пальцем в воздухе. Нанао поправляет очки. По щекам разливается непрошенное тепло. — Тебе идет румянец, — говорит Аясегава, мимолетно касаясь ее руки. — Ты красивая, — говорит Аясегава тихо. И сердце Нанао стучит весенней капелью.